Три истории сержанта Смоляка. 94-летний ветеран войны из Сельца рассказал о том, как несколько раз находился на волоске от смерти

Тишину в Сельце периодически прерывает голос диспетчера железнодорожной станции. Буквально через пару минут по мосту через Неман пробегает грузовой состав. Небольшая стая птиц, оставшаяся зимовать здесь, срывается с голых деревьев и улетает ближе к жилым домам. Все вокруг снова замирает.

Улица Зеленая отделена от остальной части Сельца как раз таки железной дорогой. Там еще тише. Вот только у дома №4 наблюдается некая активность: в вольере оживились псы, на подворье, словно павлин, распустил оперенье индюк, рядом с десятком кур важно ходит петух. У входной двери дома висит табличка «Здесь проживает ветеран Великой Отечественной войны», которая убеждает: я приехал по нужному адресу.

Михаил Смоляк в Сельце уже единственный свидетель военного лихолетья. Ему 94. Несмотря на проблемы с ногами, из-за чего он передвигается с помощью специальных ходунков, мужчина выглядит достаточно бодрым. Заметно: ветеран рад гостям, которые к тому же интересуются его геройским прошлым. Вот только взгляд его немного рассеян.

– Как ваши дела? – спрашиваю у Михаила Михайловича.

– Дела мои? – уточняет дедушка, так как со слухом имеются определенные сложности. – Здоровье меня радовало, но вот буквально недавно зрение ушло. Утром поднялся с кровати, глянул на будильник, и понял, что не вижу ничего. За пару дней почти полностью ослеп. Но дочь и зять, которые живут вместе со мной, помогают справляться со всеми трудностями. Семья у нас замечательная!

– Папка, говори про войну. К тебе за этим и приехали, – наставляет отца Валентина Михайловна.

– Помню, помню. Сейчас все расскажу…

История первая. В Красную Армию меня призвали в августе 44-го. В Полоцке около месяца учили на младшего командира и, как отличнику по стрельбе и тактическим занятиям, присвоили звание сержанта. Оттуда я попал в 3-ю гвардейскую танковую армию. Боевой путь начинал с освобождения Польши.

В то время немцы против советских танков Т-34 активно использовали фаустпатроны. Их попадание было смертельным как для самой машины, так и для ее экипажа. Поэтому по обе стороны танка, прямо на корпусе, сидели солдаты, которые следили за обстановкой снаружи через бинокль. Башня была обмотана проволокой с крючком. В случае появления в поле видимости врага необходимо было дернуть за нее, чтобы подать сигнал экипажу. Когда танк останавливался, проводилась зачистка территории.

В числе таких сопровождающих был я. В моем отделении было девятнадцать солдат, они охраняли десять танков. Слава богу, за все время ни одна машина не пострадала… В отличие от людей.

Жестокий бой был в польском городе Величка, известном своими соляными шахтами. Сопротивление попытались оказать двадцать пять немецких танков, но мы их разбили в пух и прах. После направились на немецкую землю, где я получил ранение в левое плечо. Даже помню точную дату: это случилось 10 апреля 1945 года. Меня подстрелил снайпер, немного промахнулся мимо сердца. Напарника ранил тяжелее, но и он остался жив. Тут же зачистили территорию и ликвидировали врага.

– Папка, расскажи, как ты хлеб пек для солдат! – громко подсказывает Валентина Михайловна.

– Тише! Я еще не про все бои рассказал! – воскликнул ветеран, а после обратился ко мне: – Что вас больше интересует?

– У меня время есть. Все истории могу выслушать…

История вторая. По поводу ранения я забежал немного вперед. До этого чуть не расстался с жизнью, когда мы форсировали реку Нейсе на границе Польши и Германии. На рассвете на резиновых лодках пытались ее преодолеть. Все проходило по плану, однако как только на воду спустился я с товарищами, начался артиллерийский обстрел. Спасся тот, кто успел прыгнуть в реку, остальные погибли. Немцы пошли в атаку, но мы смогли отбиться. Враг снова произвел обстрел из артиллерии и пошел вперед. Однако вовремя подоспели две «катюши», они пару раз «сыграли», и от противника ничего не осталось. Живые вышли на берег, начали оказывать помощь раненым. Я тогда чудом уцелел.

– Папка, а помнишь, как ты в разведку ходил? – вновь подсказывает дочь.

– Конечно, и об этом расскажу…

История третья. На пути к Берлину немцы сделали заставу, которая никак не давала нашей пехоте продвигаться вперед. Когда солнце село за горизонт, мы подобрались на расстояние километра к двум окопанным пулеметам, однако двигаться дальше было смертельно опасно. Полковник построил нас, выбрал двух сержантов, в том числе и меня, чтобы ликвидировать грозное оружие врага.

Охрана у пулеметов сменялась ровно в час ночи. Командир выдал нам часы, сверил время, а также разрешил взять в разведку по напарнику. В моем отделении служила женщина. Она окончила три курса строительного института, ей хотели присвоить звание сержанта, потом лейтенанта, но она все равно воевала рядовой. Сначала была в разведке, однако после ранения Таню отправили в танково-десантные войска. Я сказал, что пойду на боевую операцию с ней.

Когда мы подошли вплотную, немец дремал, облокотившись на пулемет. Нам же в разведку никакого другого оружия, кроме кинжала, не выдали. До смены часового оставалось пятнадцать минут. Напарница говорит: «Бросайся на плечи немцу, я помогу». А немец тот был под два метра ростом! Cхватил меня за шею – я тут же потерял сознание. Благо Таня не растерялась: как даст ему ножом в спину – тот руки и разжал. Привела меня в чувства, нашла у солдата документы, сняла с пулемета замок (деталь, без которой он не мог стрелять), и мы бросились убегать. Успели отдалиться метров на пятьдесят до того, как в нашу сторону раздались выстрелы трассирующими патронами. Стреляли минут пятнадцать, но потихоньку ползком нам удалось скрыться.

Пара, которая ушла ликвидировать второй пулемет, сбилась с ориентира, а когда вернулась обратно, полковник уличил ее в дезертирстве и в порыве гнева схватился за наган. Не знаю, выстрелил бы он или нет, но Таня взяла командира за руку и словами «Мы же задание выполнили» остудила пыл. Наверное, этой смелой женщине был обязан жизнью не только я один.

В ближайшее время два полка быстро заняли высотку и уничтожили второй пулемет. А у меня на шее еще неделю не сходили синяки.

* * *

Михаил Михайлович дошел до Берлина, был свидетелем того, как враг капитулировал. После танково-десантные войска перебросили на освобождение Праги. Немецкий маршал никак не верил, что его страна проиграла в войне, поэтому в столице Чехословакии продолжал отправлять своих подчиненных на верную смерть. Однако после был вынужден сдаться под напором Красной Армии. Местные жители тепло встретили освободителей. В Праге Михаил Смоляк и отпраздновал Победу.

– А сейчас я расскажу, как на пекарню попал, – вспомнил просьбу дочери ветеран. – Это было уже после войны. При центральной группе войск организовали трехгодичное центральное училище, но из-за большого количества самоволок вскоре его расформировали. Тех, кто все же желал получить образование, отправляли на курсы. Я-то всего семь классов школы окончил, поэтому с радостью пошел учиться. Попал в Австрию на занятия пекарей и поваров. За три месяца получил специальность и вернулся на службу уже в качестве пекаря. Выпускали для нужд армии за сутки одиннадцать тонн черного и семь тонн белого хлеба. Домой вернулся в апреле 1946-го.

– В Селец? – уточняю у Михаила Михайловича.

– Нет. Я сам из Новогрудского района, жил в деревне Углы. В Селец переехал после свадьбы.

– С женой познакомились до войны?

– До нее, еще в школе. Супруга из соседней деревни – Орковичи. Ходили вместе на учебу, в военное время ждала меня. К счастью, дождалась. В 1948 году мы поженились и переехали в Селец. Год я поработал на лесосплаве, потом на железнодорожных путях. Окончил десять классов вечерней школы, Новогрудский аграрный техникум, а затем шестнадцать лет трудился здесь, управляющим местного колхоза. На пенсию уходил из лесного хозяйства.

…Работники этих и многих других предприятий и организаций, представители военкомата часто навещают ветерана. 9 Мая приезжают школьники, устраивают концерты прямо на дому. Михаил Михайлович искренне улыбается, а значит – счастлив. Спасибо ему за то, что, рискуя собственной жизнью, сделал счастливыми всех нас.