«Есть в конце тоннеля свет». Исповедь лидчанки, живущей с ВИЧ

01 Декабря 2018 3162

В кабинет врача-инфекциониста Татьяны Рыбаковой вошла красивая женщина: аккуратные макияж, прическа, одежда… Один только взгляд: сначала холодный, колючий и жесткий, свидетельствующий о жизненной «закалке» испытаниями, но потом – мягкий, добрый и теплый. И больше ничего не говорит о том, что она, Валерия (имя героини изменено по этическим причинам), в свои 37 вот уже почти двадцать лет больна ВИЧ.

Судьба ее до крайности печальна. С самого начала, с детства. Ей выпало пройти все круги ада, жить в кромешной тьме зла. Она думала, что по-другому уже и не будет, что в этой тьме она скоро умрет. Но однажды произошло чудо, в ее судьбе появился свет… Обо всем беспристрастно и искренне, не прикрывая страшную правду, она согласилась рассказать «Лідскай газеце».

– Диагноз «ВИЧ-инфекция» был выставлен мне в 1999 году. Я заразилась через иглу, во время инъекции наркотиков, в 18 лет. Мой молодой человек уговорил попробовать. Это сейчас повсюду пишут и говорят о наркотиках, о зависимости… А тогда мы ничего об этом не знали.

Осознала, что я в зависимости, но ничего сделать не могла. А потом махнула на себя рукой. Мне было все равно. А далее меня посадили. Уголовное дело, естественно, за хранение и оборот наркотиков. Дали три года колонии.

– Где были твоя семья, родители? Почему никто не помог тебе, не защитил, не подсказал?

– Родители разошлись, когда мне было 3 года. Я росла с матерью. Сначала мы уехали в Россию. Там пережила сильнейший стресс: в 13 лет меня изнасиловали, нас с матерью преследовали, и мы вынуждены были вернуться в Лиду. Доверительных отношений с матерью не получилось с самого начала. Их нет и теперь.

– Как ты узнала о диагнозе «ВИЧ»?

– Диагноз мне поставили в 1999 году. Тогда всех наркоманов в Лиде массово проверяли. Поначалу это был шок. В моем представлении ВИЧ – это была смерть. Так думали тогда все. В колонии, во время очередного срока, меня затравили осужденные: считали чуть ли не чумовой и прокаженной, от которой можно заразиться, даже находясь рядом. Я даже просилась в другой отряд. Правда, врачи пошли на уступки и перевели. Медики сказали: «Ты проживешь лет пять». Они и сами тогда ничего толком не знали, пока не появилась антиретровирусная терапия.

– Выйти и начать новую жизнь не получалось?

– Нет. Я не задерживалась на свободе больше двух месяцев. Выходила, попадалась на наркотиках и снова садилась, выходила, наркотики – и колония. Не умела и не могла по-другому. Все мое окружение состояло из наркоманов, зэков. Нужны были деньги на наркотики. За десять лет жизни я просидела в колонии больше, чем пробыла на свободе.

– Как ты жила с ВИЧ?

– Образ жизни, наркотики дали о себе знать. В очередной свой срок я очень плохо себя почувствовала. У меня постоянно поднималась температура, я не могла работать… И только когда освободилась и поехала в Гродно, меня обследовали и поставили стадию преСПИД. Сказали, что если я не буду принимать терапию, то умру. Я стала лечиться и лечусь до сих пор – качество жизни намного улучшилось. Я стала нормально себя чувствовать. У меня стабилизировались показатели крови. Я даже родить смогла.

– А что помогало выжить, да и просто жить все это время?

– Когда-то, в 17 лет, я сделала аборт. Мне сказали, что со своей третьей резус-отрицательной группой крови я вряд ли смогу больше иметь детей. Но поступить иначе на тот момент я не могла: сама принимала наркотики и тот мужчина принимал. К тому же он сказал: «Я не готов стать отцом, ребенок мне не нужен». А мать вообще заявила: «Я тебя из дома выгоню, если в подоле принесешь». После этого я действительно очень долго не могла забеременеть… У нас в колонии была церковь, и я часто ходила туда. Искала, чем заполнить пустоту в душе. Ударилась в веру и просила у Бога, чтобы простил мне мой грех и дал возможность родить ребенка. И когда я освободилась (это был мой последний срок), произошло чудо: с первого же раза я забеременела. Я тогда лежала в больнице в Гродно, сообщила об этом отцу ребенка – он поддержал меня. Хотя знал, что я ВИЧ-инфицирована. Врачи, правда, были против…

– Но ты решилась?

– Да, и это кардинально изменило мою жизнь. Правда, каюсь: во время беременности несколько раз срывалась, принимала наркотики. Очень переживала об этом и обратилась в наркологический диспансер за помощью и советом. Врачи, естественно, опасались за здоровье ребенка. А однажды, на сроке пять месяцев, мне сказали на УЗИ, что у ребенка будут проблемы, якобы он даже может родиться уродом, и назначили преждевременные роды. Но я поняла, что если второй раз это сделаю, то Бог не простит меня, это будет конец, смерть. Я отказалась. Позже я поехала в Гродно, перепроверилась – никаких патологий не выявили. И я родила – прекрасную девочку. При кесаревом сечении, которое делали мне, есть риск, что ребенок может заразиться. Но, слава Богу, мои молитвы были услышаны. Девочка абсолютно здорова. Ее наблюдали три года и сняли с учета. Она уже ходит в школу.

– Удалось ли оставить наркотики?

– После родов я целенаправленно искала варианты: как мне не вернуться к наркотикам? И нашла заместительную метадоновую программу у нас в Лиде. В ней я уже шесть лет и не нуждаюсь в инъекционных наркотиках. Надеюсь, что постепенно смогу уйти и от метадона.

– Как удалось решить вопрос с работой?

– Работаю в общественном объединении – по обмену шприцов среди наркоманов. Официально трудоустроена, получаю зарплату. Кроме того, работаю еще в организации «Твой шанс» и в Красном Кресте – на волонтерских основах. Со следующего года планирую пройти учебу по консультированию «Равный обучает равного» и буду дополнительно работать на консультировании ВИЧ-инфицированных.

– А тот мужчина, отец девочки, вас не оставил?

– Оставил. Очень быстро. С дочерью не общается, алименты не платит. Я жалею, что дочери рассказала о нем, она знает и переживает, что папа не приходит к ней.

– Главное – есть мама…

– Я пытаюсь восполнить нехватку отцовской любви своей заботой, нежностью и лаской.

– А прошлое еще тревожит?

– Тревожит опасением, чтобы дочери не тыкали пальцем, что ее мать – наркоманка и ВИЧ-инфицированная. Лида – город небольшой. И я работаю с таким контингентом, в котором помнят меня в прошлом.

– Прежнее окружение тебя не преследует?

– Нет, с ними общаюсь только по работе.

– А другой круг знакомств появился?

– К сожалению, нет. Только из рабочей среды. я езжу в Минск, на конференции, общаюсь в соцсетях, и пару человек в нашем городе есть.

– Но все же жизнь потекла в другом направлении…

– Только благодаря дочери. Для меня это огромная и единственная мотивация. Отношений с мужчинами у меня давно нет. Однажды я вышла замуж за человека, не ВИЧ-инфицированного, совсем из другой среды, на 10 лет меня моложе. Но наш брак распался через два года. Он с самого начала знал, что я ВИЧ-инфицирована. Просто не сошлись. Сейчас поддерживаем дружеские отношения. На первом месте для меня моя дочь. А если я кого-то когда-нибудь встречу, то не для себя, а для дочери – как отца, хорошего человека.

– Лера, если бы можно было отмотать время назад, что бы ты сказала самой себе, 16-летней девушке, или просто сегодняшней девушке, похожей на тебя?

– Сейчас появилось очень много новых наркотиков: спайсы, соли – и бытует мнение, что от них нет физической зависимости, только психологическая. Так вот, ни себе, той, 16-летней, ни кому бы то ни было я не советую пробовать их, даже ради интереса. Лишь один процент из ста, может быть, не окажется в ловушке, остальные втянутся. Что касается ВИЧ, то никогда не забывайте предохраняться. Не верьте эмоциям и словам: есть такие мужчины (или девушки), которые, зная о своей ВИЧ-инфекции, скрывают, а есть и такие, которые болеют, но не знают, находятся в периоде «окна» (до двух лет). Найдите одного партнера, для жизни, для отношений, и даже если доверяете, пройдите тест и живите счастливо.