Неизвестный подвиг 9-й роты Лидского полка в годы Первой мировой войны

По роду деятельности ежедневно приходится встречаться с самыми разными людьми. И больше всего радуют встречи, из которых узнаю что-то новое, очень интересное и необычное для себя. Именно таким было знакомство с лидчанином Александром Арлукевичем. Забегая вперед, стоит отметить, что он аспирант Гродненского государственного университета имени Янки Купалы, ученик известного нашего земляка-историка Валерия Николаевича Черепицы.

Молодой человек пришел в редакцию «Лідскай газеты» сам. В руках он держал листы с напечатанным текстом. «В одном из московских архивов (там Александр Арлукевич искал материалы для своей диссертации «Расквартирование войск на белорусских землях во 2-й половине 19 – начале 20 веков». – Прим. ред.) я случайно обнаружил журнал боевых действий Лидского пехотного полка, который был сформирован в 80-е годы 19 столетия и до начала Первой мировой войны квартировал в нашем городе. Это объемное – в тысячу страниц – дело. Но больше всего мое внимание привлекли несколько исписанных карандашом пожелтевших страниц... Это был дневник командира 9-й роты капитана Шмидта, в котором он подробно описывал события, пережитые ротой с 27 августа по 1 сентября 1914 года», – объяснил цель своего визита Александр. 

…В одно мгновение в голове возникли образы одноименного фильма, снятого Федором Бондарчуком. Это же надо, такое совпадение! «У меня тоже возникла такая параллель, но в то же время зародились и сомнения: отсиделась наша 9-я рота где-нибудь в Восточной Пруссии, да и отступила вместе с фронтом вглубь Российской империи, – рассказывает молодой человек. – Но чем дальше я вчитывался в лаконичные строки Шмидта, тем явственнее проступали контуры события, достойного быть вписанным в скрижали военной истории. 9-я рота 172-го Лидского полка, практически полностью уничтоженная, брошенная своими отступавшими частями, открытая для ударов тяжелой немецкой артиллерии, шесть часов удерживала открытую позицию, прикрывая отход разрозненных групп нашей армии. И, дочитав до конца повествование капитана, я понял, что его рассказ нужно обязательно передать современникам».

Дневник капитана Шмидта был написан от руки, простым карандашом и, скорее всего, в полевых условиях. И Александр несколько часов расшифровывал эти записи столетней давности, переписывая их слово в слово уже в свою тетрадь, давая возможность и нам открутить время назад… 

(Стиль изложения капитана Шмидта сохранен.) «Ночь на 27 августа провели в окопах на укрепленной позиции под Фрейденталем. С утра над нами стали летать немецкие аэропланы, и около 11 часов немецкая артиллерия открыла безрезультатный огонь по окопам 10-й, 11-й и 12-й рот с большим перелетом. В 3 часа дня немцы ввели в дело тяжелую артиллерию, которая вскоре заставила прекратить огонь наших батарей. После чего весь пушечный огонь противника сосредоточился сначала на участке 1-го батальона. Вскоре я услышал в телефон на нашем наблюдательном пункте, как подполковник Екименко докладывал командиру полка, что 4-я рота ушла из окопа, а 3-я рота он не знает где и что он держится лишь с одним взводом. Таким образом, между тремя батальонами образовался прорыв. Сейчас же немцы перенесли сосредоточенный огонь шрапнелью, гранатами, бризантными снарядами и бомбами тяжелой артиллерии на наш участок, так что высота окуталась завесой дыма и пылью рвущихся снарядов. Блиндажи хорошо выдерживали даже гранаты, но бомбы тяжелой артиллерии выдержать не могли. К счастью, шесть этих снарядов не долетело до окопов, сделав около них саженные воронки.

Затем артиллерийский огонь противника опять стал последовательно сосредотачиваться на окопах 10-й, 11-й и 12-й рот. Особенно стала страдать 10-я рота, и подполковник Базаревич послал письменное приказание пулеметам занять позиции 10-й роты, но пулеметный подпрапорщик прислал доложить, что исполнить этого нельзя, вследствие обстреливания снарядами всего пути к 10-й роте. Телефонные провода, связывавшие нас со штабом полка, были два раза перебиты сразу в пяти местах, что заставило телефонщиков Крюкова, Соколова и Васицына под губительным огнем артиллерии сращивать провода. 

Около 6 часов вечера с нашего наблюдательного пункта было замечено, как дрогнули остатки 10-й роты и одиночные люди стали покидать сровненные с землей окопы. Артиллерийский и ружейный огонь по мне усилился, и сейчас же начались потери убитыми и ранеными. Видя полную нашу беспомощность в огневой борьбе наших ружей с пушками противника (наша артиллерия давно молчала), немцы до того осмелели, что выступили густыми цепями во весь рост около окопов 11-й роты. Тогда я приказал пулемету открыть огонь по этой великолепной цели, и она в одну минуту была срезана нашим пулеметом. Немного раньше этого ко мне пришел командир 11-й роты штабс-капитан Гудков с винтовкой и сказал: «Что же мне теперь делать? Рота моя вся погибла». Я ему посоветовал покуда подождать и побыть у меня в роте. Он лег в цепь и открыл огонь из винтовки, поправляя прицелы у нижних чинов. Вслед за Гудковым прибежал поручик Мыслицкий, тоже с винтовкой, и подтвердил печальное известие, прибавив, что с 10-й ротой еще хуже, и тоже залег в цепь. Убыль в людях продолжалась. Здесь я получил известие, что подполковник Базаревич ранен и передает мне командование батальоном, а сам уходит.

Вскоре появился командир 12-й роты капитан Кабардинцев, отступавший с кучкой людей (человек 30), и заявил, что 10-я, 11-я и 12-я роты почти уничтожены и что пора уже уходить. После открытия мною пулеметного огня с целью прикрыть отступавших весь артиллерийский и ружейный огонь противника сосредоточился на моем участке. Вскоре от моей роты осталась лишь копошащаяся и отстреливающаяся змейка пушечного мяса при гробовом молчании нашей артиллерии. Обернувшись назад и увидев, что Кабардинцев не только не поддерживает меня огнем, но еще и не занял указанной мною высоты, я приказал начать отход звеньями с левого фланга. Пулемету же приказал прикрыть огнем отход 2-й полуроты и отходить с 1-й полуротой. В таком порядке я отходил, взяв направление к Регулевкену, обстреливаемый все время на протяжении пяти верст. Кроме того, осыпая блестками, нас преследовал немецкий аэроплан. Регулевкен оказался пуст, а сзади обнаружилось 7 брошенных нами пушек.С наступлением темноты я стал втягиваться в лес, где встретил впередиидущего подполковника Базаревича в совершенно растрепанном состоянии и приказал двум солдатам вести его под руки. Вскоре на лесной поляне я встретил часть кобринцев и орудийные передки с зарядными ящиками, на один из которых посадил Базаревича, отказавшегося идти вследствие слабости. В таком составе прибыли в Лиссен, где подсчет оставшихся людей выяснил, что из 230 человек роты я привел лишь жалкие остатки в 52 человека. От третьего батальона осталось 173 человека!

Не успели выступить с ночлега, как полк, следуя в арьергарде, ввязался в бой с пехотой и пулеметами противника, потеряв несколько офицеров и нижних чинов убитыми и ранеными. Потом нас отвели в резерв и мы расположились у фольварка Ягелен, где полк, пулеметная команда и зарядные ящики попали под шрапнельный и гранатный огонь и опять потеряли много убитыми и ранеными, как людей, так и лошадей. Здесь наши войска при активном содействии пулеметов и полевой артиллерии сбили немцев с позиции и дальнейшее наступление прекратила темнота. Несмотря на этот очевидный успех, II корпусу приказано было отступить на Столупенен.

С утра опять начался бой. Мы стояли на позиции, пока прикрываемая нами артиллерия не ушла с позиции. После чего и мы ушли за ней, свернувшись в походную колонну. Темнота застигла нас на шоссе. Путь нашего отступления освещался немцами по обеим сторонам пожарами. При одной из многочисленных остановок с правой стороны шоссе, возле кладбища, были замечены перебегающие люди, очевидно из местных жителей, которые стали стрелять в колонну, тогда я приказал штабс-капитану Гудкову выбить с кладбища этих импровизированных стрелков, что он в течение 10 минут и исполнил. Таким образом, измученные и голодные остатки нашего полка не спали вторую ночь, находясь в беспрерывном движении двое суток.

31 августа сзади и слева колонна была атакована немцами и очутилась в огневых артиллерийских клещах. У Столупенена впередиидущие обозы попали под фланговый огонь тяжелой артиллерии. Вскоре наши войска, преследуемые пушечным огнем немцев, перешли границу и заняли позиции уже на нашей земле. Несмотря на то что нижние чины стали засыпать стоя, генерал-майор Беймельбург назначил наш полк в сторожевое охранение. В то время, когда я выехал вперед полка по дороге на Шаки, со стороны немцев вдруг открылась канонада по всей укрепляемой нами позиции. Неожиданно я увидел, что наша позиция также обстреливается с юга фланговым огнем немецкой батареи, которая стала атаковывать всю нашу позицию продольно. К ней присоединилась и тяжелая артиллерия. Начался общий отход войск. Наступившая темнота прекратила бой. Не видя друг друга, части перемешались и в таком положении стали отходить на Вильковышки. Никто не знал, куда надо идти.

Увидев, что вся дорога закупорена обозами, я решил отвести все, что осталось от полка, на ночлег в имение Поезеры. В 8 часов утра полевые караулы донесли мне, что за озером движется немецкая конница. Я вывел полк (от которого осталось 300 человек) и поставил его в выжидательном положении. До 9 часов я не получал никаких приказаний и решил самостоятельно идти на Вильковышки. Не успел я отойти и на полверсты, как немецкая полевая артиллерия открыла прицельный огонь по движущимся по шоссе обозам. Не заставила себя долго ждать и тяжелая немецкая артиллерия. Слева спешенная кавалерия также открыла огонь по злосчастному обозу с очевидным намерением атаковать его в конном строю. Тогда я решил выручить обоз, в котором уже началась паника от разрыва тяжелых снарядов. 

Мы с подпоручиком Броневичем остановили около 150 человек и заняли высоту впереди, вправо от Вильковышек, открыв огонь по спешенной кавалерии, и заставили ее, таким образом, не только отказаться от намерения атаковать обоз, но и скрыться. Когда же все обозы ушли из Вильковышек, я продолжил отход к Вильковышским казармам. Не дойдя до железной дороги, мы нагнали находившийся в арьергарде 170-й полк, а также отходящую назад нашу конницу.

Таким образом, с 27 августа по 1 сентября остатки 3-го батальона Лидского полка не только участвовали в боях, но и находили запас доблестного мужества давать противнику надлежащий отпор, при постоянных дневных и ночных походах, без хлеба и сухарей в последние дни. По долгу службы считаю необходимым доложить о выдающихся боевых качествах штабс-капитана Гудкова и поручика Мыслицкого, самоотверженно выполнивших свой высокий долг до конца. Едва ли у немцев найдется часть, которая смогла бы устоять при данных условиях и обстановке, при потере до 4/5 личного состава. В этом бою геройски погибли оба моих младших офицера подпоручик Павлов и Войнич, подпрапорщики Ратчук и Ходосевич. В бою 27 августа 1914 г. 9-я рота Лидского полка, находясь 8 часов под беспрерывным огнем легкой и тяжелой артиллерии противника, при полном трехчасовом молчании наших пушек, заливая кровью открытую позицию для прикрытия отходивших остатков 3-го батальона и сама истекшая кровью, совершила подвиг, достойный быть вписанным в скрижали военной истории как пример упорнейшего сопротивления и героического самопожертвования».

…На этом капитан Шмидт закончил свое повествование, а его 9-я рота вместе с бескрайним сонмом забытых героев погрузилась в бездну векового забвения. И только ядовитая архивная пыль целое столетие хранила весточку славному городу, которая в 1914 г. так и не долетела до его стен.

– Сегодня не каждый из современников сможет ответить на вопрос, кто и почему воевал в годы Первой мировой войны, – продолжил объяснять свою заинтересованность вышеизложенным фактом лидчанин Александр Арлукевич. – А между тем, ее события, как по содержанию, так и по составу стран-участниц, во многом созвучны Великой Отечественной войне. И в первой, и во второй кампаниях германский блок в отношении противостояния на востоке ставил перед собой одну бескомпромиссную цель – порабощение славянских народов и превращение наших земель в аграрно-сырьевой придаток Германской империи. В связи с этим Великую Отечественную можно оценивать как войну за выживание белорусского народа, а бойцов старой армии, среди которых нашлось место и лидчанам 172-го полка, и героев-красноармейцев по праву можно назвать борцами за нашу свободу. Глубоко символично, что Беларусь отмечала семидесятую годовщину освобождения от немецко-фашистских захватчиков спустя сто лет после начала войны с кайзеровской Германией. Трудно избежать исторических параллелей, вспоминая и о том, что в состав российской императорской армии к началу XX века входил конгломерат народностей и культур, среди которых было особенно много белорусов. Более того, значительная их часть в преддверии 1914 г. квартировала именно на белорусской земле. И мы не должны забывать о подвигах своих защитников.