Редкие снимки довоенного детства сохранились в домашнем архиве 86-летнего лидчанина
Сегодня фотографии, сделанные современными цифровыми камерами, встречаются чаще всего на электронных носителях. Но есть люди, важные моменты жизни которых до сих пор хранят пожелтевшие страницы семейного альбома. Бесценная вещь возвращает своего владельца на десятилетия назад, рассказывая тем самым о важных исторических событиях. Обладателем вот таких эксклюзивных кадров, единственных в своем роде, является и лидчанин Тадеуш Гербедзь, проживающий по улице Горького, 106. Эмоции, которые испытываешь при просмотре черно-белых фотографий, несравнимы ни с какими другими.
– Вот здесь я на утреннике, – протягивает корреспонденту районки небольшой снимок 86-летний лидчанин. – Праздную с другими детьми Новый год. Наш детский сад находился на улице Сырокомли (нынешняя Труханова). Это был детский сад для детей работников железной дороги. Мой отец – помощник машиниста – каждое утро водил меня туда.
Сам Тадеуш Станиславович, несмотря на возраст, свое детство помнит хорошо. Но особенно – отдельные его моменты. Например, сладкий ягодный суп, который обычно давали на обед в детском саду, и яркие подарки к праздникам (а в них главная ценность – конфеты). Запечатлелась в памяти игровая площадка с горкой и качелями. Еще – тюрьма, находившаяся по каким-то странным обстоятельствам рядом с дошкольным учреждением. По воспоминаниям старожила, в ней содержались обычные нарушители городского порядка. Было такое, что если человек приедет на рынок на гужевой повозке, а на конской дуге не будет написана его фамилия, обязательно заплатит штраф в размере двух злотых или же получит один день работ в уже известной читателю тюрьме. Кстати, о работах. Были они связаны не с тяжелыми строительными нагрузками (как иногда показывают в фильмах), а, например, с возделыванием огорода: провинившиеся перед буквой закона, в зависимости от поры года, могли сажать картофель, заниматься прополкой овощей, убирать урожай.
Новый год в детском саду
– После детского сада я поступил учиться в польскую школу, которая размещалась в частном доме хозяина по фамилии Каплун, – говорит мой собеседник. – Предметы преподавала учительница Маевская. А вот религию изучали при Крестовоздвиженском костеле. Занятия вел ксендз Люциан Морочковский. Второй ксендз, Винцент Лабан, обычно выдавал свидетельства об окончании воскресной школы. В марте 1943 года священнослужители были расстреляны. Насколько мне известно, и Винцента, и Люциана, еще нескольких ксендзов накануне гибели немцы держали в тюрьме. Потом, на праздник Пасхи, отпустили, взяв слово, что обязательно вернутся. Местные жители просили их уйти из города, но священнослужители отказались. Сказали, что если так поступят, погибнет много ни в чем не повинного мирного населения.
Первая коммуния в Крестовоздвиженском костеле (в третьем ряду – ксендзы Морочковский и Лабан)
Война в жизнь двенадцатилетнего паренька Тадеуша Гербедзя ворвалась разрывами снарядов. Улица Жилиговского (а именно так называлась нынешняя улица Дзержинского в то время) заполнилась дымом.
– В нашем доме во время войны расположились немецкий офицер и два солдата, – вспоминает герой статьи. – Мы же с матерью были вынуждены ютиться в небольшой времянке с одним окном у дяди в деревне Островля. Мама помогала ему по хозяйству. Отец во время оккупации по-прежнему работал на железной дороге. А так как приходилось возвращаться со смены поздно, немцы разрешили ему оставаться в нашем доме. Но место выделили только на топчане на кухне, и это было для нас с мамой хорошей новостью. В темное время суток начинался комендантский час. Свет в окнах должен был быть погашен, а сами они завешены тканью. Ходить по улицам запрещалось, иначе – расстрел на месте. Вспоминается случай, как вечером по нашей улице прошла пара бедняков. Муж и жена страдали каким-то психическим заболеванием, но были безобидными. Обычно пели песни у домов, попрошайничали. Несмотря на тяжелое время, местные жители жалели их, давали немного еды. И вот в одно утро, когда я выглянул в окно, увидел телегу, на которой немцы везли два худеньких безжизненных тела, немного прикрытые соломой. Беззащитные люди повстречались патрулю ночью и были расстреляны.
Помнит рассказчик и подпольщиков, которых казнили враги. В центре города располагался рынок, где во время войны была установлена виселица.
– Как-то с отцом проходили это место, – вспоминает Тадеуш Станиславович. – А он вдруг сказал мне, чтобы в сторону виселицы не смотрел. Повешенными оказались подпольщики Люция Крижановская, Степан Чураков и Роман Острейко. Наблюдать жуткое зрелище пришлось горожанам долго: фашисты оставили висеть тела погибших несколько дней. А еще старались не ходить у сегодняшней десятой школы. В учебном заведении располагалось гестапо. Рядом со зданием был установлен шлагбаум-пост, возле которого несли охрану немецкие военнослужащие.
Дом, построенный в 1938 году, в котором по сей день живет герой статьи
О скором освобождении Лиды многие жители знали, и, чтобы не попасть под обстрел, уходили из города. Отвез всю семью к дальним родственникам на хутор Богди, что находился недалеко от деревни Петюлевцы, и отец Тадеуша Станиславовича. Несколько дней дети с матерью ночевали в сарае.
– Однажды ночью недалеко от хутора высадился десант советских парашютистов, – отмечает рассказчик. – А уже утром сельчане охотно собирали парашюты, оставленные солдатами, чтобы пошить себе одежду. Вот тогда отец подозвал меня к себе и сказал, чтобы сходил в город, узнал, осталась ли у нас крыша над головой. К большому нашему счастью, дом уцелел, встретив распахнутой дверью и выбитыми окнами. Ранее в одной из комнат лежали винтовки. Помню, как мы просматривали каждый угол, особенно дымоход. Боялись, не оставили ли немцы снаряды.
Жизнь в городе налаживалась. Текла она своим чередом и в семье Гербедзь. Правда, Станислав Викентьевич сильно болел. Поэтому вплоть до 1949 года юноше пришлось работать и жить у владельца колбасного цеха Казимира Шамрея. Потом Тадеуш Станиславович уехал учиться водительскому ремеслу в город Гродно. Успешно окончил курсы и практически все годы труда провел за баранкой автомобиля.
– Редко сегодня повстречаешь людей, проживших такую насыщенную событиями жизнь, – заметила я своему собеседнику.
– Память сохранила многое, – улыбаясь, ответил Тадеуш Станиславович. – Взять, к примеру, наш город. На современной улице Дзержинского в тридцатых годах находились три магазина – Пинкевича, Скренды и Лавыша. На улице 1 Мая (и сегодня так называется) – винный магазин. А вот улица Горького называлась Райска (Райская). Домов в этом районе было мало, в основном поле. Но на то она и жизнь, что не стоит на месте. Прошло одно десятилетие, второе, третье… И вот теперь здесь плотная застройка частного сектора. Везде живут люди, и это самое главное.
